Напрашивался еще один вывод. Раз звезда выделяет огромное количество энергии за счет ломки атомов и кварков, значит, она непрерывно сокращается и уплотняется, усиливая отделение внутренней энергии. Но поскольку звезда уплотняется, энергии этой становится все трудней вырываться из ее недр и она все накапливается и накапливается в них. В конце концов, по логике развития, энергии накопится столько, что она взорвет кварковую звезду. Тогда произойдет вселенская катастрофа — в кварковых звездах накоплены такие энергии, такие массы предвещества и кварковых осколков, что, взорвавшись и превратившись в энергию, они разнесут все окружающее, испепелят его, превратят в рассеянное скопище атомов и их обломков. Пройдут эпохи, прежде чем это возмущенное и рассеянное вещество пройдет через сложные синтезы и опять превратится в обычную материю, сгруппируется в туманности, из которых вновь родятся звезды и планеты. Таков открытый нами постоянный путь материи во Вселенной — в ней ничто не пропадает бесследно и ничто не возникает из ничего.
Но от этого сознания нам было не легче. Наша галактика была слишком близка к Черному мешку, а наша солнечная система — еще ближе. Взрыв Черного мешка сметет окружающие галактики. Это не приведет к гибели материи, но неминуемо погубит все живое.
Теперь все, и главные специалисты и обыкновенные, рядовые члены экспедиции, не предлагали вернуться. Они трудились не покладая рук — анализы за анализами, расчеты за расчетами, одна гипотеза за другой. О, теперь никто не подсмеивался над нашим командиром. Теперь все знали, что они поступили бы точно так же, как и он… за исключением меня.
В это время один я уже не был в этом уверен, потому что если у него родились подобные предположения, научные гипотезы, ему не следовало их беречь для себя. Прежде чем принять решение ринуться в Черный мешок, он обязан был сообщить о своих подозрениях на наши планеты.
Сделал ли он это? Не знаю… Я подобной фонограммы не передавал. Впрочем, я освоил связь уже после принятия решения.
На всех совещаниях и советах Оор отмалчивался. Он только слушал. Особенно главного физика, который предложил выбрасывать за борт все отбросы в открытых контейнерах, а потом, после жестких облучений, возвращать их обратно и использовать как ядерное горючее — ведь они подвергались адскому воздействию кварковой звезды. Так мы запаслись горючим.
Физико-химики предложили принципиально новый метод атомного уплотнения корабля, и им удалось провести свое предложение. Создавая сверхмощное внутриобшивочное нейтринное давление и резко разворачивая корабль навстречу наиболее мощным потокам частиц, идущих от невидимой звезды, они сумели спрессовать оболочку корабля до мыслимых пределов, что позволило почти полностью избежать проникновения в корабль жестких излучений. Все стали снимать предохранительные скафандры. Но командир своего скафандра не снимал и категорически запретил делать это и мне.
— Мучься, малыш, — говорил он, — они слишком верят в расчеты, а я считаю, что тут может оказаться нечто такое, чего мы не знаем. Поэтому давай побережемся.
В то время я не слишком верил ему — ведь я уже сомневался в нем, — но приказ есть приказ, и я мучился в своих двух скафандрах, снося еще и шутки по этому поводу старших товарищей.
Когда и расчеты и наблюдения показали нам, что взрыв кварковой звезды, а вместе с ней и взрыв всех ее невидимых спутников неминуем и произойдет он довольно скоро, собрался общий Совет, чтобы решить судьбу корабля. И вот что удивительно: весь экипаж требовал от командира остаться в Черном мешке еще некоторое время, чтобы до конца разгадать его законы, постичь закономерности, взять пробы, — словом, проделать огромную и безусловно полезную научную работу, ценность которой для будущего трудно было предугадать.
А он был против. Он, который привел их сюда и убедил, что они обязаны рисковать собой, теперь был против продолжения полета.
— Наука важна только тогда, когда ею есть кому заниматься и когда она необходима другим. Сейчас речь идет о самом существовании нашей галактики. Если мы опоздаем с тем, что у нас есть, кому потребуются ваши знания?
Конечно, он был прав и в то же время неправ. В чем — не знаю. В то время мне казалось, что есть в его рассуждениях неправота. Но я опять стал понимать, что на его месте поступил бы точно так же.
После Совета он долго беседовал с группой врачей, биологов и биохимиков. Они первыми согласились уйти в безводный анабиоз. Естественно, за ними согласились и другие. По установившейся традиции первыми вступают в анабиоз, а тем более в безводный, самые молодые члены экипажа — их организмы лучше переносят неминуемые при этом расстройства. Самым молодым был я. Но именно мне Оор запретил вступать в анабиоз.
— Мы будем последними, малыш, — сказал он. — Занимайся своей связью и готовься к самому страшному.
Пока биологи готовились к этой ответственной операции, он приказал физикам и электронщикам оборудовать камеры абсолютной лучевой защиты. Они сразу ответили, что готовы — такие убежища всегда находятся в полной готовности. Но командир приказал утроить надежность.
— Они ведь и так с тройным запасом мощности! — ответили физики.
— А я настаиваю, — сказал он, — чтобы у них появился десятерной запас!
Пока шла эта работа, он потребовал от группы механиков установки дополнительных автоматов для вывода людей из безводного анабиоза.
— Причем независимых и более надежных, чем у нас есть. И поместить их следует не в отсеке общего управления, а непосредственно в камерах абсолютной лучевой защиты с подключением к автономным атомным часам-будильникам. Не забудьте, может случиться так, что именно эти автоматы выведут людей из анабиоза.